Люди,
вы почему такие плохие? почему у меня ни одного подписчика???
вы почему такие плохие? почему у меня ни одного подписчика???
Мы продолжили идти. Тропа стала еще круче, солнце нещадно палило. Еды и воды осталось мало, наши тела и умы страдали. Отвлечься от плачевного состояния помогла разработка плана.
Простого плана: двое выйдут на тропу первыми и встретятся с Роуэном в лагере у костра. Их задача – отвлечь мерзавца разговорами. тем временем третий должен прокрасться по границе лагеря и вонзить в горло Роуэну нож Гранта. Оставалось выяснить только одно: кто будет этим третьим.
– Наверное пойду я, – объявила Джейми.
– Ты уверена?
– Роуэн же знает, что вы ушли первыми. Если первыми и придете, он вряд ли что-то заподозрит. И потом, это же была моя идея – убить ублюдка. Мне и рисковать.
Весь этот безумный день я не могла избавиться от мерзкого чувства в животе. Лицо Роуэна не шло из головы: пустые зеленые глаза и застывшая, как у деревянной марионетки, улыбка. Что, если план не сработает? Что он с нами сделает? Заставит ли позавидовать ушедшим друзьям?
И в тот момент, когда их имена пришли мне на ум: Тревор, Спенсер, Таша – во мне вскипел гнев. Этого оказалось достаточно, чтобы продолжать идти вперед, на остатках сухофруктов и теплой воды с привкусом металла. Мне приходила в голову мысль о том, что Роуэн не причастен к исчезновению наших друзей, но его вчерашнее поведение практически утверждало обратное. По крайней мере, ему явно не было никакого дела до смертей. Поэтому план нужно было довести до конца.
День клонился к вечеру; солнце взошло в зенит, а теперь неуклонно опускалось. Вскоре мы увидели впереди дым костра.
– Пришли, – отметил Грант.
Джейми глубоко вздохнула.
– Давайте сделаем это. – Ее голос даже не дрогнул.
***
Мы с Грантом подошли ближе, от волнения у меня подкашивались ноги. Роуэн, как и ожидалось, готовил на костре что-то с густым рыбным ароматом.
– Добро пожаловать! – окликнул он нас. – Осталось всего два дня, разве это не здорово?
– Не могу поверить, что уже почти все, – сказала я с неубедительной улыбкой.
– Хотите посмотреть фото, сегодня сделал? – Грант встал рядом с гидом и вытащил свой пластиковый пакет. – Повсюду сплетенные деревья, было трудно удержаться и не сфотографировать каждое из них!
Пока Грант показывал Роуэну целый ворох фотографий, я начала устанавливать палатку поближе к костру, стараясь при этом создать как можно больше шума. И все это время оглядывала деревья в поисках Джейми. Пока что тщетно.
Минуты тянулись медленнее, чем когда-либо. Я успела раз десять соединить и отсоединить обратно опоры палатки, ворча в притворном расстройстве. Грант все продолжал подсовывать Роуэну фотографии, а в голосе гида проскакивало все больше ноток недовольства.
– Кроме того, когда мы обедали, там было дерево, отдаленно похожее на Мону Лизу, видишь? Можно прямо разглядеть лицо и улыбку, ну под определенным углом…
– Оно такое же, как и на предыдущих двадцати фотографиях.
– Ты правда не видишь? – В голосе Гранта звучало разочарование. Сложно сказать искреннее или притворное.
В лесу тихо, почти на грани слышимости разнесся топот. Кто-то бежал.
– Грант, при всем моем уважении, я думаю, что видел достаточно...
Я подняла глаза. Джейми стояла позади Роуэна, обхватив его за шею, прижав нож к его горлу.
Джейми покраснела от напряжения, и я вдруг осознала, что происходит: нож не входил в тело. Джейми снова взмахнула рукой и попыталась ударить еще раз, но лезвие отскочило от шеи гида с глухим стуком. Роуэн просто стоял, по его лицу расползалась улыбка.
– Давай, попробуй еще разок.
На этот раз Джейми попыталась уколоть его острием, и произошло то же самое: нож просто соскользнул, как будто кожа мужчины была сделана из камня. Джейми пыталась снова и снова, кромсая по лицу, по спине, с каждым разом становясь все более неистовой, на глазах у нее выступили слезы. Нож не причинял никакого вреда. Роуэн просто стоял с выражением блаженства на лице, как будто ему делали массаж.
– Трудно резать дерево ножом, предназначенным для мяса.
Джейми рухнула на землю, по ее щекам текли слезы. Роуэн зашелся смехом.
– Ты серьезно думаешь, что из тысяч людей, которых я поглотил, ни один не додумался попробовать меня убить?
Нам с Грантом оставалось только наблюдать, застыв на месте, как Роуэн повел запястьем и Джейми вдруг застыла. Ее кожа стала песочно-серой, а черты лица стерлись, покрытые корой. Он превратил Джейми в деревяшку.
– С этой нет смысла тянуть, – бросил он с явным раздражением. – Удачи в завтрашнем переходе.
И ушел.
Слезы так и просились наружу, но у меня больше не было сил плакать. Грант что-то сказал, но у меня больше не было сил слушать. Я упала на колени, разбила их в кровь, но у меня больше не было сил чувствовать. Я ничего не могла поделать, кроме как наблюдать, как тело моей лучшей подруги распадается в пыль и исчезает в земле.
Как? Как такое могло случиться? Мы подобрали проклятый предмет? Совершили темный ритуал? Пренебрегли божественной силой? Как вселенная, Бог, Зевс, кто угодно мог решить, что мы заслужили такую судьбу? Чем я заслужила проклятие смотреть, как нас убивают одного за другим, зная, что меня постигнет та же участь? Чем мы заслужили быть разорванными на части в том же месте, где встретились: на туристической тропе?
Не знаю, как долго я так просидела. Череда трагедий лишила меня ощущения времени. Но следующее, что помню, – это как лезу в карман и нащупываю единственное, что осталось от Джейми: зажигалку, которую она оставила мне в первый день. Я вытащила ее. Ярко-красная зажигалка почти светилась на моей грязной, покрытой синяками руке. И тут я заметила кое-что еще: браслет.
Он все еще был на том же месте, что и в первый день. Каким-то образом я совершенно забыла о нем, даже не потрудилась снимать на ночь. А теперь оказалось, что снять его невозможно: сплетенные веточки еще плотнее обхватили мое запястье, так что рука больше не пролезала сквозь отверстие. Вспоминая тот первый день, когда Роуэн подарил нам браслеты, я поняла, что это был первый шаг к нашей погибели. Так он превращает нас в дерево.
У меня возникла идея. Но это было бы рискованно. С другой стороны, риск – это все, на что оставалось делать ставку, верно?
Грант подошел ко мне сзади.
– Эш, мне нужно тебе кое-что сказать.
– …хм?
– Я останусь. Ты заслуживаешь дополнительного дня больше, чем я.
– И чего будет стоить этот лишний день, если я не могу провести его с тобой?
Я не могла видеть его лица, но знала, что на нем улыбка.
– Я подумал о том, что ты сказала, и... ты была права. Я играл по правилам Роуэна, как он и задумывал. – Грант сел на землю рядом со мной.
– Ты поступил так, как было лучше для нас. По твоему мнению.
– За счет Джейми. – Он закрыл лицо руками. – Черт, их и правда больше нет, не так ли?
– Может быть они все живы, где-то там.
Но я сама не верила своим словам.
Грант тоже не поверил.
– Это ведь я нашел этот маршрут, помнишь?
– Честно говоря, все, что было до похода, теперь для меня – далекое воспоминание.
– Да… Я знаю, что, возможно, не очень хорошо сумел выразить это... но чувство вины уничтожило меня. Я надеялся, что смогу, по крайней мере, спасти тебя. – На его глазах выступили слезы.
– Ты не знал, – прошептала я, обнимая его за плечи.
– Может быть, ты выживешь. – Голос Гранта дрогнул сквозь слезы. – Может быть, он оставит в живых последнего человека.
Несбыточное желание. Но я оставила эти мысли при себе.
– Поэтому я хочу, чтобы это была ты. Роуэн не заслуживает того, чтобы остался я.
Мы долго сидели в тишине. Мир был совершенно спокоен. Солнце подобралось к самому горизонту, окрашивая небо в яркие розовые и оранжевые тона. Пейзаж наполнился умиротворением. Даже в стране сплетенных деревьев закаты по-прежнему прекрасны.
– Прости, что назвала тебя жадной тварью.
Грант положил голову мне на плечо.
– Я не позволю тебе умереть, – продолжила я. – Не знаю, смогу ли… я сомневаюсь, что это сработает, но у меня есть идея, которая может помочь нам выжить.
Грант оживился.
– Какая?
– Тебе нужно завтра пойти вперед меня. – Я протянула руку. – Думаю, наши браслеты – это ключ к освобождению.
На следующее утро Роуэна не было у костра. Как и завтрака. Возможно, покушение на убийство встревожило его, или он хотел заставить нас страдать. Или и то, и другое. Но это, безусловно, сделало дневной поход еще более трудным. После вчерашнего ужина у нас не осталось ни капли воды, и никакой еды. Подъем в гору просто убивал. Мы то и дело останавливались, чтобы не упасть в обморок. Но, несмотря на пересохшие языки и головную боль, продолжали идти.
Я не знала, сработает ли план. Надеялась, что попытка провернуть это в лагере, уже получив “черную метку”, нарушила бы методичную систему убийств Роуэна. Конечно, существовала вероятность, что, если я приду последней, смерти будет не избежать. Но я знала, что у меня будет один шанс, независимо от того, когда я это сделаю. Оставалось только выбрать наиболее удачный момент.
Когда мы добрались до следующего лагеря, было уже почти темно. В этот раз это место даже лагерем сложно было назвать: просто ровный участок, похожий на предыдущие, но без костра или признаков присутствия Роуэна. Тем не менее, как только Грант ступил на него, по моему телу прокатилась волна тошноты, и я поняла, что время пошло. Я последовала за ним.
– Давай, действуй по своему плану. – Грант включил фонарик. – Уже ночь, так что нам нужно поторопиться.
– Нож все еще у тебя?
Грант протянул мне тот же нож, который вчера дал Джейми. Я поднесла его к запястью и начала пилить браслет, надеясь, что лезвие разрежет веточки.
Этого не произошло.
Я пыталась разрезать его разными способами, под разными углами, но нож даже не оставил царапины. “Трудно резать дерево ножом, предназначенным для мяса”, – вспомнил я слова Роуэна.
– Ну как, работает?
– Нет.
Меня охватывало отчаяние. Головная боль и тошнота, казалось, усилились. Я снова попыталась снять браслет, но он не поддавался, упираясь в косточку большого пальца.
– Эш... – повторил Грант, расхаживая взад-вперед.
– У тебя все еще осталась канистра от бензина для зажигалок?
Грант кивнул, снимая рюкзак. Он протянул мне тяжелую металлическую бутылку. Я морально приготовилась к тому, что последует дальше.
Положив левую руку, ту, на которой был браслет, на землю, я взяла бутылку в правую. Все инстинкты боролись против меня, но я знала, что нужно сделать. Закрыла глаза, взмахнула правой рукой и со всей силы опустила бутылку. Она с глухим стуком впечаталась в мою руку. Вспышка боли.
– Что ты творишь?! – завопил Грант.
Косточка большого пальца заныла, но этого было недостаточно. Тошнота начала одолевать меня, пока еще контролируемо. Закусив рубашку, я снова подняла бутылку и опустила вниз.
Отвратительный треск. Глаза заволокло красной пеленой. Большой палец оттопырился под неестественным углом. Каждый нерв в руке наказывал меня за такое богохульство. Но когда я потянула плетеный браслет, он соскользнул с раздробленной кости и упал, мягко шлепнувшись в грязь. Хотя агония в руке никуда не делась, но как только браслет был снят, головная боль и тошнота разом исчезли, словно от сильного обезболивающего. Впервые за пять дней я почувствовала себя свободной.
Я повернулась к Гранту, который, разинув рот, смотрел на мою руку и браслет. Уже собиралась заговорить, когда увидела тень, движущуюся позади него.
– Не думаю, что кто-то пытался это сделать за сто пятьдесят лет, – раздался голос. Голос Роуэна. Грант обернулся, и в свете его фонарика мы увидели нашего гида. Но он выглядел… иначе.
– Должен сказать, то, на что ты готова пойти, достойно восхищения, – продолжил Роуэн направляясь к нам. – Но, к сожалению, браслет – не единственное мое оружие.
Он приближался, сопровождаемый треском ломающихся веток. И тогда я поняла, что с ним было не так: Роуэн становился больше. С каждым шагом он увеличивался в размерах, виноградные лозы ползли по его ногам и вытягивались, руки удлинялись. Его одежда разорвалась в клочья, открывая нам настоящего Роуэна. Вдвое выше человека ростом, он с головы до ног был оплетен ветвями, как и деревья, которые окружали нас так долго. То, что когда-то было человеческим лицом, превратилось в резную деревянную маску с пустыми глазницами и без рта. Из правой руки Роуэна выросла рукоять с плоским деревянным лезвием, прикрепленным к концу. Топор.
Грант в ужасе упал на землю. Роуэн посмотрел на него.
– Тебе нечего бояться, – сказал он голосом более глубоким и глухим, чем раньше. – Ты пришел первым. Эшли – нет.
Затем он оглянулся на меня и бросился в атаку, занеся правую руку для удара.
Я бросилась бежать так быстро, как только позволяли ноги. Раздался свист, за которым последовала острая боль в спине. Топор Роуэна только задел меня: если бы я хоть секунду промедлила, он переребил бы мне позвоночник.
Я бежала в темнеющий лес. Левая рука безжизненно висела вдоль тела, в правой я все еще сжимала канистру для бензина. Кровь пропитала рубашку на спине, но адреналин заглушал любую боль. Я бежала так быстро, как только могла, учитывая пятидневный пеший переход, и тени сплетенных деревьев проносились на грани зрения. Постепенно скрип Роуэна, преследовавшего меня, начал затихать, но я не останавливалась. Продолжала бежать вниз по склону, стараясь не поскользнуться и не свалиться вниз.
Что-то вылетело из-за сплетенного дерева слева. Инстинктивно я пригнулась и кожей почувствовала, как топор Роуэна пролетел в нескольких сантиметрах над моей головой. Я упала на землю, в ужасе наблюдая, как он выходит из дерева: переплетенные стволы раздвинулись, словно занавеси, приветствующие короля. Увидев меня в на земле, он рассмеялся.
– Неужели ты не понимаешь, что стоишь перед лицом Бога в его владениях?
Он снова взмахнул рукой. Я собрала всю оставшуюся энергию, чтобы поднять свое тело. Топор с треском ударился о землю в том месте, где я только что лежала. По инерции я полетела вниз по бесконечному склону, упала на левую руку, взорвавшуюся болью…Перевернулась и увидела, что Роуэн стоял, наблюдая за мной, и, хотя у него не было рта, улыбался.
Падение остановилось неподалеку от дерева. Я быстро встала на ноги, опасаясь, что Роуэн появится снова. Сквозь пелену боли заметила что-то на земле: жидкость для зажигалок, которую я держала в руке, скатилась вниз по склону рядом со мной. Я сунула руку в карман, нащупала зажигалку Джейми, чудом не выпавшую… у меня родился новый план.
Я схватила бутылку с жидкостью для зажигалок здоровой рукой и зубами отвинтила крышку. Обежала вокруг ствола, разлила бензин по всему дереву, стараясь покрыть как можно большую площадь поверхности. Когда бутылка опустела, оставалось только ждать. Я встала у дерева, крепко сжимая зажигалку Джейми.
Шли минуты. Сердце с силой билось о грудную клетку. К этому времени уже почти совсем стемнело, и я напрягала слух, стараясь уловить треск дерева. Со спины на землю капала кровь. Какая-то часть меня начала задаваться вопросом, не отказался ли Роуэн от погони, решив вместо меня закусить Грантом.
Краем глаза я уловила движение. Попятилась, но недостаточно быстро. Лезвие ударило меня прямо в грудь, так, что ребра хрустнули, словно прутики. Кровь брызнула во все стороны. Перед глазами все поплыло. От потрясения я рухнула на землю.
Сквозь пелену боли пробивался звук, с которым Роуэн отделялся от дерева: скрежет тысяч трущихся друг о друга веток. Я услышала, как он подошел ко мне и что-то сказал. А затем поднял топор.
Собрав все оставшиеся силы, я протянула правую руку, в которой все еще сжимала зажигалку. Почувствовала, как она коснулась пропитанного бензином ствола дерева.И щелкнула зажигалкой.
Ствол мигом вспыхнул, обдав меня жаром. Оранжевый свет залил все. А затем я услышала звук. Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что это был крик Роуэна.
Несмотря на боль, я с трудом подняла голову. Фигура Роуэна танцевала передо мной, объятая пламенем. Он пытался сбить его, но тщетно. В конце концов, пламя погасло само, полностью уничтожив “бога”. Роуэн рухнул на землю обугленной головешкой. Меня засыпала черная сажа.
И тут лес охватило пламя.
Это было самое грандиозное огненное шоу, которое я или, может быть, кто-либо еще когда-либо видел. Один за другим языки пламени взметнулись вверх по сплетенным деревьям, жадно пожирая серую древесину. Огонь поднимался на километры вверх, словно адские столбы. От жара у меня на лбу выступил пот. Едкий запах гари ошеломлял, рев пламени оглушал, а яркий свет слепил. Но я наблюдала за разворачивающимся зрелищем, лежа на земле, на холодной, пропитанной кровью грязи, и это было... прекрасно. Тысячи огненных столбов. Смерть, достойная бога.
А потом огонь погас.
Холодный воздух окутал меня. Я все еще лежала на земле, вглядываясь в темноту. Поднесла руку к животу, она погрузилась в озерцо крови. Я попыталась сесть, но изнеможение приковало меня к земле. Я задавалась вопросом, умру ли я вот так, победив Роуэна, но обреченная стать его последней жертвой.
Но лежа там, глубоко дыша и морщась от боли, я кое-что заметила. Сверчки. Они заходились стрекотом, звуком,по которому я так скучала, даже не подозревая об этом.
Мои глаза привыкли к темноте, и я разглядела ночное небо. С него мне улыбались тысячи мерцающих звезд. У меня получилось. Я выбралась из леса. Сознание начало ускользать, но я улыбалась, принимая свою судьбу.
Кто-то подбежал. Грант.
– Боже мой, нужно отвезти тебя в больницу! – Он вытащил свой телефон.
– Остальные? – Я собралась с силами, несмотря на боль в сломанных ребрах.
– Я... я не знаю. Не смог никого найти, – сказал он, прижимая трубку к уху. – Мы можем заявить о пропаже, может быть, их найдут…
Но что-то подсказывало мне, что они потеряны навсегда. И тогда, купаясь в звездном свете, я поняла, что происходило. Возможно, потеря крови сыграла злую шутку с моим разумом, но я знала, что там, за ночным небом, тысячи душ погружались в последний сон. Включая моих друзей.
И впервые за время, показавшееся вечностью, я заплакала.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Когда небо разверзнется, звезды падут,
Четыре всадника явятся к нам.
Судьбы предвестники, они идут,
Мир погружают в кровавый хаос и срам.
Первый всадник в белом, светом сияя,
Conqueror venit, с венцом на челе,
С луком и стрелами, властью играя,
Мир покоряет, ставит на колени к земле.
Красный всадник — пламя войны,
Bellum gerit, меч в его руках,
Кровь и разруха, смута и шрамы,
Злобой своей раздирает сердца в страхах.
Черный всадник, как ночь, без конца,
Fames venit, весы в его руках,
Голод и скорбь — его грозный венец,
Зерно и хлеб по цене в горьких слезах.
Четвертый всадник, бледен как смерть,
Mors advenit, и ад за ним следует,
Всё живое сотрет с лица земли твердь,
Тьма и забвение всё в своё лоно ведут.
Quattuor equites, несут они рок,
Вихрь времен их уносит вперёд.
Волны бедствий, разрушений поток,
Судьба мира — их крик, их полет.
Мчатся они через времени гладь,
Каждый со своей неизбежной судьбой.
Конец и начало, смерть и власть,
Эпохи сменяются под их грозной рукой.
Сквозь мрак и свет,
в вечной борьбе,
Четыре всадника держат свой путь.
Тени и свет на вечной тропе, Мир и хаос за собой несут.
— Сережа, просыпайся, брат!
Борис Валентинович расталкивал молодого человека, спящего на втором ярусе железной кровати. Парень ворчал и неохотно открывал глаза.
Очнувшись, Сережа резко вскочил и принялся надевать штаны и обуваться.
— Борис Валентинович, рано же еще. Сколько время? Все спят, что случилось-то?
— Вот ты вчера не пошел вечером в буфет и упустил важную информацию, — улыбаясь, сказал мужчина, убирая полторашку с чистой водой в свой рюкзак. — Узнал я, где наши однояйцевые.
— И где же? Это не потерпит еще пару часиков? — спросил, зевая, Сережа.
— Не потерпит, братан, мы уходим, и точка, — Борис протянул вторую полторашку с водой напарнику, чтобы тот убрал ее в свой «Колобок». — И чего ты всё с этим колобком возишься? Мы же забрали у покойного Дмитрия Ивановича его шикарный рюкзак челнока.
— Не по душе он мне как-то, — ответил Сергей. — Постоянно будет напоминать дядю Митю. А этот... «Колобок» — это подарок Игоря Марковича. Ближе к сердцу как-то такой рюкзак, хоть и стар и маловат.
Напарники молча собрались и вышли из станции Гыркино. Охранники поначалу не желали их выпускать. Говорили, мол, рано еще и не положено до шести утра открывать двери, но потом плюнули и, решив, что спорить с Борисом выйдет дольше, все же отперли замок.
Борис быстрыми шагами направился вдоль железной дороги в сторону Ерелино, где была спрятана машина. Сережа, не задавая лишних вопросов, шел следом. Парень прекрасно понимал, что охрана смотрит им вслед и пытается подслушать.
Напарники прошли несколько минут, и Борис вдруг начал свой рассказ:
— Стою я, значит, вчера в буфете. Там столики стоячие, обратил, наверное, внимание. Взял поллитру сливового и, даже представить не можешь, жареную котлету. Чего там у них только нет. Я, кстати, и тебе взял, в рюкзаке лежит, в газете завернутая, потом позавтракаешь.
Так вот стою, жую котлету. Вдруг заходят два мордоворота, берут напитки и встают за соседний столик. Я так понял, это охранники, видимо, вчера была не их смена. Представляешь, они работают посменно, совсем как до зомби-эпидемии. Близнецы говорили, что Сидорович похлеще своего покойного папаши будет. А тут прям чудеса какие-то, у охраны выходной день.
Короче, стою я и слушаю, уши, значит, грею по привычке. Сначала они хрень всякую несли непонятную. Кто кому должен и кто с кем поругался. Сплетни разные местные и глобальные. Потом один другому и говорит, мол, хана близнецам. Отправил их Сидорович на ферму специально, смерть там ждет братьев. Стадо зомбарей внутри заперто, и если откроют ворота, то автоматы им точно не помогут.
Задание смотритель им дал: при ферме есть жилая пристройка, когда-то в ней жил фермер. Так вот, якобы в ней чемоданчик должен лежать с ценными документами. Он и нужен. Только вход в это жилище — изнутри фермы.
На самом же деле никакого чемоданчика там нет. Сидорович решил избавиться от Сашки и Пашки и заодно очистить ферму от покойников. Выпустить их на волю для всеобщего устрашения.
— Только не говорите, Борис Валентинович, будто мы идем их спасать, — холодным тоном произнес Сережа.
— Нет, конечно, — улыбнулся Борис и посмотрел на напарника. — Не идем, а едем. Карта все равно в машине, а без нее я понятия не имею, где находится ферма.
— Это самоубийство, — тон Сережи не менялся. — У нас один пистолет на двоих и маленький топорик.
Борис Валентинович развернулся, глаза его блестели, дыхание участилось, и пульс зашкаливал. Это было видно по часто пульсирующей венке на виске.
— Если они все еще живы, это шанс им помочь, — ответил вдохновенно мужчина. — За спасение жизни они на край света за нами пойдут. Тем более, когда узнают, что их специально подставили.
— А если мы опоздали? — уточнил молодой человек.
— Тогда мы должны найти их тела и забрать автоматы, — шмыгнул носом наставник. — Теперь понятно, почему нам туда по-любому нужно попасть?
— Это очень опасно, — закралось сомнение в голову парня.
— Сережа! — чуть ли не крича, произнес наставник. — Тепличные условия, в которых ты жил последние три года, кончились. И если хочешь всё вернуть как было, придется рисковать и не раз. У тебя большой потенциал, не хватает только самоуверенности, но ничего, это достигается практикой.
Друзья добрались до спрятанного в овраге УАЗа и сели в машину. Борис достал карту и принялся внимательно рассматривать участок вокруг станции.
— В округе только одна ферма, — тихо произнес мужчина. — Вернее, две, но они стоят рядом, метрах в пятидесяти друг от друга. Деревня Пищуры в пяти километрах отсюда в сторону озера.
— Они что, пешком туда пошли? — ухмыльнулся Сережа. — Не перестают меня удивлять. Вы представляете, они и до Бякино, получается, километров пятьдесят шли.
— Едем, — перебил Борис и повернул ключ замка зажигания.
Стартер резво завизжал, и двигатель УАЗика взревел, как дикий зверь. Наставник включил заднюю передачу, и машина с пробуксовкой выехала из оврага.
***
Маша взялась за ручку правой двери и потянула на себя. Перед девушками открылся проход в кухню. Комната размером с сени, вот только треть ее была занята второй кирпичной печью, заботливо кем-то вымазанной глиной и побеленной сверху. Печь эта не была такой высокой, как первая, примерно по шею, и имела лежанку по всей своей площади. Справа у самого входа стоял раскладной диван, дальше вдоль стены у окна — советский коричневый комод с зеркалом в резном обрамлении, множеством выдвижных ящиков. В углу между окном, выходящим в огород, и боковым стоял кухонный стол с овальной столешницей, а слева — газовая плита на две конфорки и газовый баллон рядом. На стене металлическая решетка с тарелками, покрытыми чистым полотенцем. В самом левом углу между печью и стеной красовался старый советский холодильник в прекрасном состоянии, и, судя по тому, что вилка питания воткнута в розетку, все еще был в рабочем состоянии. На холодильнике стоял маленький пузатый телевизор, повернутый к столу, видимо, хозяйка его смотрела во время приготовления пищи либо просто слушала вместо радио. Над плитой почти под потолком висел деревянный ящик с двумя дверцами.
Девушки вошли в комнату, и Ю тут же плюхнулась на мягкий диван.
— Нужно осмотреться, — недовольным голосом сказала Мария. — Неизвестно, сколько мы здесь пробудем, ищи еду и заодно всё, что нам может пригодиться в лагере.
Ю устало посмотрела на подругу и даже не подумала встать.
— Набивай рюкзаки, — голос Маши становился раздражённым. — Сейчас не время отдыхать, подружка, может случиться так, что в любую секунду нам выпадет шанс отсюда свалить. Мы должны быть готовы и собраны, иначе получится, что мы зря сюда пришли.
— Да иду я, иду, — ответила Ю утомленным голосом.
Маша подошла к столу, открыла сахарницу и прочие баночки.
— Ссыпай всё в пакеты: сахар, соль, перец из перечницы, чай вот стоит, кофе и какао. Забираем всё.
Мария открыла дверцы деревянного ящика на стене и увидела крупы в целлофановых пакетах, вермишель и горох. Бутылка подсолнечного масла и рядом маленькая с уксусом. Сзади стояла трехлитровая банка с сахарным песком. Девушка вынула ее и убрала в свой рюкзак.
— Отлично, хоть не с пустыми руками уйдем, — Маша подошла к комоду и принялась поочередно выдвигать ящички. — Ого, смотри, супы в пакетах быстрого приготовления, — улыбнулась Маша.
От одной только мысли у девушки заурчало в животе.
— Жаль, воды нет, а то бы заварили.
— Вообще-то есть, — пробубнила Ю. — Я взяла с собой литровую бутылку, только какой от нее прок? Электричества-то нет все равно и чайник не включить.
— Оно нам и не нужно! — Маша аж взвизгнула от радости.
Девушка подбежала к газовой плите, взялась за ручку конфорки и повернула. Газ, к сожалению, не пошел, и Мария даже успела расстроиться, но через пару мгновений шлепнула себя ладонью по лбу и повернула вентиль на баллоне. Конфорка зашипела, и в кухне отчетливо запахло газом.
— До Гыркино километров пять осталось, — всматривался в карту Сережа.
— Свернем, где договорились, — ответил Борис Валентинович, не отрывая взгляд от сельской дороги. — Спрячем машину в лесу, а сами на железную дорогу выйдем, километра за два до станции Гыркино.
Напарники решили не светить транспорт. Автомобиль, тем более такой, могли запросто отнять грабители, а то и убить за него. Одно только топливо в нем стоило прилично.
Проехав еще несколько минут, УАЗик свернул в обусловленном месте, пересек поле и въехал прямиком в лес через просеку, когда-то проделанную лесорубами.
Напарники остановили машину, осмотрелись вокруг и, заприметив неподалеку подходящего размера овраг, съехали в него.
— Наруби лапотника, — попросил наставник, вылезая из УАЗа. — Я видел топорик в багажнике. Замаскировать полностью все равно не удастся, зато будем чувствовать себя спокойней.
Борис вынул оба рюкзака. Покопавшись в своем, достал запасную майку и надел ее. Сережа, широко зевнув, поленился открыть заднюю дверь автомобиля и дотянулся до топора прямо через спинку заднего сидения. Сделать это оказалось куда сложнее, но, раз уж начал, пришлось завершать.
Через минут сорок напарники уже вышли к рельсам и двинулись в сторону станции.
— Она мне снится, — признался вдруг Сережа.
— Кто? — ответил Борис Валентинович, не оборачиваясь.
Наставник по обыкновению шел спереди.
— Маша, — добавил Сергей.
— Брат, это нормально, — улыбнулся мужчина. — Ты молодой, она красивая, трудно не влюбиться.
— Вы не поняли, — не дал договорить молодой человек. — Мне снится, будто мы женаты. Я прихожу с работы, а она встречает с горячим ужином. Еще снится квартира, домашние дела: я пылесошу пол, а она занимается стиркой. Как такое возможно, Борис Валентинович?
— Ну, знаешь ли, — ответил Борис и призадумался. — Человеческий мозг — сложная штука. А уж сны — совсем отдельная история. Я вот в молодости, было дело, выпивал по 2–3 дня, так потом такие сны снились, как наяву.
— Меня снова терзают сомнения, — продолжил Сережа. — Когда она в первый раз появилась на пороге станции Бякино, мое сердце тут же ёкнуло. Я был уверен, что видел Машу раньше и даже был знаком. Она же заявила, что в первый раз меня видит.
Борис Валентинович остановился, обернулся и принялся молча разглядывать лицо парня.
— Слушай, брат, мы же с тобой уже решили, — начал наставник. — Ты выглядишь лет на двадцать и чувствуешь себя на столько же. Значит, три года назад, когда началась зомби-эпидемия, тебе было семнадцать, а воспоминаниям, возможно, еще год. Какова вероятность, что ты был женат в столь юном возрасте?
Сережа ничего не ответил напарнику, и они двинулись молча дальше.
Пройдя еще минут пять, Сережа вслух пробормотал:
— А что, если мне не двадцать?
— Что, прости? — ответил Борис, не расслышав вопрос.
— Борис Валентинович, — уже громче повторил вопрос парень. — Я похож, например, на двадцатипятилетнего?
Мужчина вновь остановился и развернулся. Взял Сережу двумя руками за лицо и, тщательно рассмотрев, произнес: произнес:
— А знаешь, пожалуй, да. Тебе лет где-то в этом промежутке.
— И мы могли просто жить вместе, нерасписанные.
Борис развернулся, и напарники продолжили свой путь.
— Только не выдумай на нее давить, — произнес вдруг Борис Валентинович. — Так только спугнешь девушку. Это может оказаться только твоим бурным воображением, понимаешь? А если твои подозрения окажутся верны, значит, Маша для чего-то это делает. Возможно, чтобы уберечь от чего-то или от кого-то, от необдуманных поступков, в конце концов. Еще раз повторю: не говори с ней на эту тему, пока просто наблюдай. И если ты ошибся, то ничего страшного не произойдет.
Дальше до самой станции Гыркино напарники шли молча. Борис смотрел на камешки вокруг бетонных шпал, а Сережа — на пятки ботинок наставника с высокими берцами.
***
— Как думаешь, это они? — спросил Борис Валентинович, смотря на двух наёмников в камуфлированной форме, балаклавах и автоматах в руках. Автоматчики стояли у главного входа на станцию перед мешками с песком, сложенными друг на друга так, чтоб образовалась защитная стена.
— Понятия не имею, — ответил Сережа. — По росту вроде похожи. В любом случае, мы должны их узнать по голосу, или они сами к нам обратятся.
Напарники подошли к дверям станции, но охрана не обращала на них никакого внимания. Тогда Борис решил спросить сам:
— Приветствую порядочных выживших!
Автоматчики развернулись и, ничего не ответив, посмотрели на мужчину.
— Можно ли переночевать в данном убежище? — продолжил Борис, снял очки, прищурив глаза, якобы без них он плохо видит, протер об майку и надел обратно. — Уж сильно неохота на улице спать.
Автоматчики переглянулись, и один из них ответил басом:
— Новенькие, что ли?
— В первый раз в этих краях, проездом мы...
— Ха-ха-ха, не выдержал охранник с грубым голосом. — Проездом? На чем? На велосипеде, что ли?
— Действительно, не понимаю уже, что несу от усталости, — ответил Борис. — Ну так что? Можно зайти?
— А мы вас и не останавливали, — пробубнил второй охранник. — Если патроны есть, то милости просим. Накормят, напоят и спать уложат.
— Вот чего нет, того нет, — продолжил Борис. — Провизия есть, кое-какая тушенка там и консервированные овощи.
— Слушай, кого ты лечишь? — ответил тот, что с басом. — Мы твой пистолет срисовали еще на подходе. Поди, и патроны к нему в рюкзаке имеются. Хочешь, проверим?
— Не особо, — ответил Борис.
— Так как нам снять номер в вашей люксовой гостинице? — перебил Сережа, дабы вывести напарника из неловкой ситуации.
— Да очень просто, — ответил второй автоматчик. — Как заходите по центру, будет буфет. Справа будка стоит, в ней можно товар купить за патроны, цены зависят от калибра и состояния. Там же и койку снять можно. А вот слева стоит другая будка. В ней сможете вашу тушенку и прочее барахло обменять на патроны. Курс вам скажут. И да, чуть не забыл, без фокусов там, мы грубости не любим, — охранник поднял дуло автомата чуть выше.
Напарники открыли дверь и вошли в зал станции.
— Осмотрись пока, — тихо произнес Борис Валентинович. — Я за билетами на этот аттракцион.
Сережа прошел в левый зал ожидания, где располагались ряды лавок, и сел на одну из них.
Станция Гыркино была точно такая же, как и описывала ее Мария. Большая, высокая, окна с человеческий рост и буфет. В правом зале стояли двухъярусные кровати, а в левом — лавочки с удобными спинками. Точно такие же, как и на Бякино, только не по стенам, а в ряды. Сережа смотрел на выживших бродяг, пытаясь увидеть хоть одно знакомое лицо, когда-то посещавшее его убежище, но все были незнакомы. Двое охранников стояли со внутренней стороны выхода, и еще двое у куда-то ведущей двери, скорей всего, в жилище того самого нового смотрителя Сидоровича. Сережа смотрел на автоматчиков и думал, узнали Сашка с Пашкой его или нет. Потому как, если узнали, то они не могут к нему вот так вот просто подойти, как к друзьям.
— Ну что, не видно наших гавриков? — спросил Борис, незаметно подойдя, что Сережа даже вздрогнул.
— Нет, я не уверен, но, по-моему, эти у дверей тоже не они, — ответил Сергей.
— Интересно, где же тогда они? — Борис Валентинович осмотрелся по сторонам и тихо пригласил напарника посмотреть их койки.
Мужчины прошли в соседний зал и нашли свою двухъярусную кровать.
— Ты уж извини, братец, — наставник поставил свой рюкзак на матрас. — Сегодня по старшинству моя койка нижняя. Годы уже не те, лазить, да и свалиться ночью боюсь. Слушай, а ничего, цены у них вполне приемлемые. Можно будет в буфет перед сном сходить и пропустить чего покрепче. Ты как, а? Сто лет не отдыхал.
Продолжение следует...
Мы с Джейми подошли к Таше. Она стояла у костра, сжав кулаки, и смотрела Роуэну в спину. Как будто хотела последовать за ним, но не двинулась с места.
– Что… что это за херня про Спенсера? – спросила Джейми тихим голосом.
– Я не знаю! – простонала Таша, больше не сдерживая слезы. – Он заснул раньше меня, потому что ему было плохо. Я – сразу после. А когда проснулась, его уже не было, как и всех его вещей.
– Ты же не думаешь, что он ушел, потому что заболел?
– Нет, я бы услышала, как он собирает вещи. И он бы, по крайней мере, попрощался со мной, если бы хотел уйти. – Таша посмотрела на нас, стиснув зубы. – Кто-то забрал его, и я уверена, что это был Роуэн, этот подлый маленький ублюдок.
– Мы найдем Спенсера, – заверила я ее. – Он не мог уйти далеко.
Таша кивнула, вытирая слезы с глаз.
– Я проверю позади, откуда мы пришли. А вы может осмотрите лагерь и пройдете вперед по тропе?
– Договорились. Пойду разбужу Гранта.
На этом мы разошлись. В палатке я обнаружила Гранта уже сидящего на спальнике и потирающего глаза.
– Что там?
– Спенсер пропал. Хотим его найти.
Грант секунду помолчал, собираясь с мыслями.
– Эш, надо уходить.
– Что? Почему?
– Каждый, кто вечером приходил в лагерь последним, пропадал на следующее утро. Сначала Тревор. Теперь Спенсер.
– Считаешь это какая-то больная версия игры “кто последний”?
– Вроде того. Эш, мы больше ведь ничего не знаем, но если доберемся до лагеря первыми, возможно сможем…
– Что? Бросить тут Джейми и Ташу? Чтобы их похитили, как остальных? Или еще хуже.
– Эш, пожалуйста, – взмолился Грант. – Как только выберемся из леса или поймаем связь, мы тут же сообщим руководству. Но до тех пор нам нужно продержаться. Пожалуйста, я не хочу потерять и тебя тоже.
Снаружи палатки послышались шаги. Спенсер нашелся? Я откинула дверцу и увидела Ташу, одну.
– Ты быстро вернулась. Там никого?
У Таши перехватило дыхание.
– Обратный путь… он заблокирован.
– Заблокирован? В смысле?
– Одно из тех гигантских деревьев упало и перегородило тропу. А другого пути я найти не смогла.
Мое сердце подскочило к горлу.
– Значит...
Таша кивнула.
– Можно идти только вперед.
Джейми вернулась чуть позже, но ее поиски также не увенчались успехом. Мы в торжественной тишине начали собираться в дорогу, готовясь к дневному переходу. Поскольку нас осталось всего четверо, а Роуэн давно ушел, группа внезапно почувствовала себя маленькой и беззащитной. Возможно, отчасти это было связано с нашим молчанием: мы понимали, что происходит что-то ужасное, но в то же время боялись говорить об этом, будто разговоры могли вызвать ярость леса. Мы молча собрали вещи – ритуал, запечатленный в нашей мышечной памяти. Грант закончил первым, и часть меня опасливо подумала, не оставит ли он нас здесь.
– Вы трое идите вперед. Я продолжу поиски, – подала голос Таша.
– Таша, ты уверена? Может лучше не отставать от группы?
Она покачала головой.
– Единственный способ выбраться отсюда – дойти до конца тропы. Я не хочу вас задерживать. Догоню позже.
Я беспомощно посмотрела на Гранта. Наши взгляды встретились. “Лучше она, чем мы” – было написано в его глазах. Я отвернулась.
Через несколько минут Джейми, Грант и я вышли на тропу. Каким-то образом она стала еще круче, и мои ноги протестующе заныли. К тому времени мы, должно быть, поднялись на пару километров.
– Как думаете, Таша тоже пропадет? – спросила Джейми. В ее голосе звучала мольба об утешении, но нам нечего было ей сказать.
– Я не знаю. – Грант пожал плечами. – Но если повторится то же дерьмо, что и в прошлые ночи… тогда это возможно.
– Может стоит вернуться и забрать ее?
– Не уверен, что тут можно что-то сделать. Она же была в палатке, когда исчез Спенсер. Прямо рядом с ним. Нам стоит дойти до конца и сообщить о пропавших людях.
– Сколько еще дней нам осталось идти?
– Я думаю, четыре, – ответил Грант.
Смысл этого числа не ускользнул от меня.
Мы продолжали идти, шаг за шагом, переставляя ноги. Хруст гравия, тяжелое дыхание, скрип время от времени отвинчивающейся крышки бутылки – все это начало сливаться воедино. Тропа не сворачивала, не меняла наклона, она только шла вперед и вверх, пока не исчезала между окружающими деревьями. И все деревья теперь были сплетенными; казалось, больше не росло никаких других видов растений, даже низкорослых папоротников или травы. Деревья тянулись так далеко, насколько хватало глаз, словно сталагмиты в гигантской пещере или зубы в гигантской пасти.
День выдался долгим, жарким и изнурительным. К обеду у нас закончилась вода – Роуэн обычно наполнял наши бутылки во время завтрака. Но в тот день мы вышли голодными, что тоже не помогало. Мы съели все оставшиеся сухофрукты и энергетические батончики из наших рюкзаков, но даже этого было недостаточно, чтобы справиться с усталостью.
Наконец, мы добрались до лагеря. Роуэн, как обычно, стоял у костра и готовил еду.
– Добро пожаловать! – сказал он подозрительно нормальным голосом. – Ужин скоро будет готов, не стесняйтесь, расслабьтесь и...
– Хватит вешать нам лапшу на уши, – прервала его Джейми. – Мы знаем, в какую игру ты играешь, и мы знаем, что ты делаешь с нашими друзьями.
– О, да неужели. – выражение лица гида не изменилось. – Уверена, что хочешь об этом поговорить и остаться тут умирать с голоду?
Мы с Грантом переглянулись, во взглядах явно читался страх.
– Н-нет, мы не это имели в виду, – пробормотал Грант.
– Да, спасибо, что готовишь для нас! – быстро добавила я.
Роуэн понимающе улыбнулся нам.
– Так я и думал. – Он накрыл кастрюлю крышкой. – Надеюсь, вам понравится кускус!
Мы с жадностью набросились на еду под взглядом Роуэна, ожидавшего, что мы прокомментируем его стряпню. Ужин, как обычно, был вкусным, хотя я не могла отделаться от ощущения, что еду используют буквально как морковку на удочке, чтобы вести за собой упрямого осла. Мы молча сидели у костра.
За спиной хрустнула ветка. По тропинке кто-то шел, мягкими неровными шагами, словно пьяный случайно забрел в лес. Таша. Спотыкаясь она вышла из темноты и направилась к костру. Бледная, как привидение, с огромными кругами под глазами и пересохшими потрескавшимися губами.
– Таша! – Джейми вскочила с места, но тут же помрачнела, увидев состояние подруги. – Что с тобой…
Таша посмотрела на нас глазами столетней старухи.
– Его нет, – сказала она хриплым голосом. Таша никогда не признавала поражения. Эта фраза напугала меня до чертиков.
– Хочешь воды? Ты выглядишь измученной.
Таша слегка кивнула, я протянула ей свою бутылку с водой.
– Я лягу спать пораньше. Голова ужасно болит.
Мы с Джейми обменялись обеспокоенными взглядами.
– Мы должны присмотреть за ней, – сказала мне подруга достаточно тихо, чтобы Роуэн не услышал.
Я кивнула, затем посмотрела на Гранта, подзывая его.
– Сядем снаружи у палатки или внутри?
Джейми бросила взгляд на Ташу, все еще жадно глотающую воду.
– Останемся с ней в палатке, не будем спать. Если Спенсер пропал, а Таша этого даже не заметила, то кто знает, что там могло случиться.
Идея не привела Ташу в восторг, но она слишком устала, чтобы протестовать.
– Только не надо всю ночь хихикать, – пробормотала она после того, как палатка была установлена, и легла в свой спальный мешок.
– Мы просто побудем рядом, чтобы убедиться, что все в порядке, – заверила ее Джейми.
Несмотря на то, что палатка была рассчитана на несколько человек, четверым было тяжело в ней разместиться. Тело Таши занимало половину площади,а мы сидели, прижавшись друг к другу. Конечно, было неудобно, но страх перед тем, что может случиться в противном случае, заставлял нас продолжать. Мы открыли одно из окошек, выходящее к палатке Роуэна, чтобы проследить за ним.
Сначала мы болтали, чтобы развеять гнетущую тишину, но вскоре Таша заснула, и разговоры прекратились. Весь мир вокруг нас будто вымер: не стрекотали сверчки, не шелестели листья на ветру. Только тихо дышала Таша. Можно было подумать, что мы – единственные живые существа на километры вокруг.
Время шло. Температура постепенно упала, я обхватила колени руками,чтобы не дрожать. Следом навалилась усталость, но беспокойство было слишком сильно. Я начала считать секунды, чтобы уследить за временем – счет уже перевалил за тысячи. Прошли наверное часы… или минут тридцать. Но следующее, что я помню, - это как Джейми подталкивает меня локтем.
– Я больше не слышу ее дыхания, – прошептала она.
У меня по спине пробежал холодок. Джейми была права: где-то в медленном течении времени тихое дыхание Таши прекратилось. Я протянула руку и осторожно положила ее поверх спального мешка. Внутри все еще что-то было.
– Таша? Таша!
Она не пошевелилась.
– Грант, у тебя фонарик с собой? – прошептала Джейми.
– Да.
Раздался щелчок. И то, что я увидела при свете, навсегда останется со мной.
Таша все еще лежала в своем спальном мешке. Но ее лицо и шея были... чем-то покрыты. Казалось, что песочно-серая, изрезанная морщинами древесная кора заменила ей кожу, лишив всех черт лица, словно деревянного манекена. Словно оленя.
Словно стволы сплетенных деревьев.
Ночь без сна. Каждый раз, закрывая глаза, я видела пустое, деревянное лицо Таши. То, что когда-то было яркой, страстной молодой женщиной и близким другом, превратилось в дерево. Тревора и Спенсера, вероятно, постигла та же участь… Хотелось плакать, но я была слишком ошеломлена, чтобы что-то чувствовать. Полное осознание еще не пришло, но я уже видела, как оно надвигается, словно в замедленной съемке. Не могло же быть, чтобы половина нашей группы просто... погибла, верно? Мой разум лихорадочно искал ответы, альтернативное объяснение, но все, что приходило в голову, – мертвый олень, приросший к дереву.
Я почти не помню событий, произошедших сразу после того, как мы увидели тело Таши. Кто-то закричал, возможно, я. Наверняка, Джейми безуспешно пыталась содрать кору, а затем сделать Таше искусственное дыхание. Конечно все это не помогло. Мы разбудили Роуэна, но за это время тело Таши исчезло. Роуэн даже не стал нам врать, просто молча вернулся в свою палатку. Джейми попыталась схватить его, но он легко отбросил ее в сторону.
– С нетерпением жду твоей очереди, – бросил он ей, исчезая в палатке.
***
Я почувствовала, как Грант толкнул меня локтем. Я открыла глаза, хотя не уверена, были ли они вообще закрыты. Было все еще темно.
– Эш? Просыпайся.
Я издала звук. Что-то среднее между ворчанием и бульканьем.
– Надо идти.
– Куда?
– К следующему лагерю. – Грант принялся сворачивать свой спальный мешок. – Пока все спят.
Я перевернулась на другой бок и застонала, натруженное тело протестовало против каждого движения. Но я все же последовала его примеру, свернула спальный мешок, подстилку, быстро переоделась и натянула походные ботинки. Через несколько минут мы все собрали и двинулись по тропе, освещенной фонариком Гранта. И тогда я поняла, что что-то не так.
– Мы что, бросаем Джейми?
Грант задержал дыхание, словно ждал этого.
– Да, просто чтобы убедиться, что мы в безопасности.
– Значит, мы оставляем ее умирать?
– Если не она, то кто-то из нас, – процедил он сквозь сжатые зубы. – Такой вариант тебя больше устраивает?
– Нет. Но мы даже не попытались выяснить, как спастись всем вместе!
– Эш, теперь мы знаем правила этой игры. Выяснять больше нечего!
– Ты этого не знаешь! Мы втроем могли бы что-нибудь придумать, а теперь даже не собираемся пытаться?
– Теперь это не имеет значения, я убедился, что она нас не догонит, – сказал Грант. Я вдруг поняла, откуда шел тот слабый, но отчетливый запах бензина для зажигалок. От его одежды.
– Что ты сделал?
Даже в слабом утреннем свете было видно, как Грант поморщился.
– Ее вещи… Я собрал все, что смог и… сжег их.
У меня подкосились ноги. Перед глазами все поплыло. Это был не тот Грант, которого я знала. Возможно, физически он все еще был жив рядом со мной, но настоящий Грант уже умер, как и все остальные.
– Ты... сделал… ЧТО?!
– Эш, пожалуйста, - взмолился он. – Это ради нас, нам нужно…
– ЧТО? Нужно дойти до лагеря, чтобы завтра ты сжег мои вещи? Чтобы бросил меня только ради того, чтобы купить себе еще один день в этом… в этом аду?!
– Эш…
– Кровь Джейми будет на ТВОИХ РУКАХ! – наконец завопила я. Плотина прорвалась, и слезы ручьями потекли по моим щекам. – Ты чертова жадная тварь!
Мы оба молчали, осознавая тяжесть моих слов. В промежутках между всхлипываниями я слышала, как Грант тоже плачет. В голове у меня стучало, возможно, от обезвоживания, усталости, гнева или от всего сразу. Меня начало охватывать сожаление, но я не могла набраться сил, чтобы извиниться. Трехдневный стресс от похода вылился в грязную реку боли. Наши рыдания эхом разносились по холодному, безмолвному, проклятому лесу, захватившему нас в кольцо.
– Я хотел сделать тебе предложение, – наконец выдавил Грант. – Когда мы добрались бы до вершины, на четвертый день похода. Сегодня.
Хотела бы я почувствовать счастье от его слов, но этого не произошло.
– Даже после всего, что случилось?
– Если это действительно наши… наши последние дни, тогда я, возможно, да.
Я вытерла слезы с глаз.
– Ты все еще собираешься это сделать? – Глупый вопрос, на самом деле, но больше мне нечего было сказать.
На лице Гранта появилась едва заметная улыбка.
– Ты же не хочешь, чтобы у тебя был такой жадный муж, не так ли?
Я не знала, что ответить. Мы сидели в тишине, вытирая слезы. Небо постепенно светлело, горизонт окрасился ярко-желтым в ожидании восхода солнца.
– Я не знаю, что бы делал без тебя, Эшли – Голос Гранта снова дрогнул. – Я думаю, именно поэтому… почему я это сделал. Чтобы быть уверенным, что у меня будет как можно больше времени с тобой. – Его голос умолял об ответе, но мне нечего было сказать. – Я... мне очень жаль.
– Бегство не поможет, – наконец ответила я.
Грант опустил голову.
– Я знаю, но… это было единственное, что пришло мне в голову.
– Впереди еще три ночи. Либо мы умрем, выполняя волю Роуэна, либо умрем, пытаясь сбежать.
Теперь уже Грант не знал, что ответить.
Солнечные лучи начали ласкать нас, сидевших в молчаливом созерцании. Я посмотрела на Гранта, голова которого оставалась опущенной. Как мы дошли до этого? Как этот поход смог погубить нас всех, даже тех, кто еще жив?
На тропе послышались шаги. Я подняла глаза и увидела, что Джейми направляется к нам, неся в руках только сумку с палаткой.
– Вы, случайно, не знаете, куда делись мои вещи? – спросила она.
– Э-э-э... – начал Грант.
– Можешь пользоваться моими. – Я сняла рюкзак. – В любом случае, они мне, вероятно, скоро не понадобятся.
– Эш, пожалуйста, не говори так. – Джейми подошла ближе.
Я пожала плечами.
– А что тут еще скажешь?
– Кажется у меня появилась идея. – Джейми наклонилась ко мне. – Роуэн, старый ублюдок, точно виноват во всем, что тут творится.
Я кивнула.
– Он ясно дал понять это ночью.
– Итак, как нам убить его?
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Продолжение. Начало тут: "МЕДВЕДЬ-ЗОМБИ"
Больше контента в ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛЕ "УЖАСАРИУМ"
Проснулся я от громкого рёва. Наскоро впихнув ноги в джинсы и припрыгивая на одной ноге, выбежал из комнаты.
- О, проснулся! А ты ранняя птаха.
Федор сидел за столом как ни в чем не бывало и пил чай.
- Это что? Что за рёв? - растерянно спросил я, указывая рукой куда-то в окно.
- А это. Да, первотёлы. Коровы. К телятам рвутся, кормить.
Я стоял с чувством недоумения и легкого стыда. Наверняка Федор про себя усмехается пугливости городского, но рёв был и правда очень жуткий.
- Да ты не стой, чай наливай, хлеб, масло на столе, - Федя не подал вида, что его забавляет мой испуг.
- Спасибо. Растерялся, что-то от неожиданности. Петухов я еще ожидал, а тут такое.
- Кур у нас нет. Грипп, всех пришлось истребить, а больше и не заводил никто.
- Понятно. Слушай, я тут посижу, подумаю над материалом?
- Да не вопрос, сиди сколько надо. Я сейчас чай допью и на ферму поеду, по работе. Мешать не буду.
- А я хотел еще к Митричу сходить.
- Так иди, конечно. Дверь прикрой и всё. Замков тут нет. От кого запираться?
Федя допил свой чай и ушел. Я расположился на кухне с ноутом. Надо по памяти записать то, что вчера рассказал мне Митрич. Совсем не надеялся на репортаж, поэтому ничего не фиксировал и не снимал, но вчера пришла идея - а если сделать что-то вроде документального фильма или даже цикла фильмов, такой пугающий деревенский фольклор. Конечно, внезапно могут вылезти уши Рен-ТВ, но в целом, если сохранить колорит, набрать интересные истории, может получится что-то вполне литературное. Вроде бажовских сказов или тургеневского “Бежина луга”.
Полностью в исполнении Митрича истории конечно не вставить. Дело даже не в том, что уговорить его рассказать снова, да еще и не прикладываясь к бутылке, будет не просто, дикция у него... сложная... устанут слушать. Но картинка все же нужна, да и пару фраз для аутентичности тоже можно вставить.
Я достал смартфон, проверил, достаточно ли места. Сети, конечно, не было. Откуда. Сколько здесь жителей? Пятьдесят от силы. Но памяти достаточно. Зря, конечно, камеру не взял. Если продам идею, монтажеры будут материть за такую съемку. Но что есть, то есть.
Несколько часов я записывал детали истории про медведя и набрасывал концепт передачи или цикла - идея с циклом программ меня захватила. Я выдавал страницу за страницей, и концепт, и историю Митрича, даже попытался что-то зарисовать в блокноте, но быстро эту идею забросил. С режиссерского раскадровками не занимался, а у меня и тогда не очень получалось.
Время близилось к обеду, и я решил, что уже можно навестить Митрича. По наставлению Федора прикрыл дверь и пошел по улице к покосившемуся домику старика.
Пекло немилосердно, я старался держаться в тени деревьев и заборов, но солнце вошло в зенит и теней было очень мало. Хоть был и день, на улице ни души. Пару раз мне казалось, что я видел выглядывающие из-за заборов головы, но стоило мне посмотреть, как они тут же исчезали. Странно, - подумал я. - Конечно, взрослые могут быть заняты делами, но детей тоже не видно. Хотя такая жара. Все наверняка на речке. Эх, я бы тоже с удовольствием искупался.
Подойдя к забору Митрича, я услышал внутри ворчание, глухие удары и треск. Сквозь широкие щели в иссохшемся заборе увидел, как старик рубит дрова. Замахнувшись он с силой опускал топор на сухие сучья, каждый раз громко выдыхая и что-то приговаривая. Вроде бы он был один. Дождавшись паузы между замахами, я постучал.
- Здравствуйте. Можно?
Следующего удара не последовало, и через некоторое время я услышал шамкающий голос старика.
- Заходи, раз пришел. Чего надо?
Я приоткрыл калитку и шагнул во двор. Старик действительно был один. Он стоял возле большой чурки, опершись на топор, рядом лежал ворох сухих веток.
- Шнова ты? - спросил он с удивлением, даже, казалось, с беспокойством. - Ты шего не уехал ешо?
- Да вот, решил остаться ненадолго - я опешил от такого вопроса. - М…материала подсобрать. Мне говорили, вы еще много историй знаете. Может расскажете?
- Иштори, мать… Уезжать тебе надо. Нешего тут шастать!
- Да я вот как раз пока Федор с машиной договорится и зашел.
- Федор? Ты не на швоей штоле?
- Не, я на попутках.
- Эх, матить же… Уезжать надо тебе. Дожжь вечером нашнетшя, дорога рашкишнет заштрянень тут на неделю, - ворчал он, указывая на собирающиеся на горизонте тучи.
- Да? - Я посмотрел на черное небо вдалеке. - Не хотелось бы. Но все равно ждать. Я вот принес…
Я достал из сумки бутылку водки.
- В жару такую? Шовшем штоле? - отмахнулся старик, воткнул топор в чурку и поковылял к дому.
Я стоял с бутылкой в руках, не зная, что и делать.
- Што там штоишь? Иди поштавь в дом и шадишь.
Митрич доковылял до своей лачуги и присел у стены на низенькую скамейку в тени дома. Он достал из кармана сложенную газету, оторвал кусок, из другого кармана выгреб горсть вонючей махорки. Прямо из кармана, безо всякой табакерки или кисета. Насыпал на лист и завернул, обильно послюнявив край.
Я поставил бутылку за дверь и пристроился рядом.
- Можно я вас на видео запишу? Для передачи, ну и рассказ, чтобы не по памяти, а то боюсь упустить детали какие-то.
- Видео? Ты ш телевидения штоли? Я думал иж газеты.
- С телевидения. С областного.
- Ну шнимай, не жалко… Может быть ушпеешь в швою передачу…
Я достал смартфон и включил запись. Митрич курил самокрутку, выдыхая едкий дым, и смотрел за моими приготовлениями.
- Што рашказать-то?
- Не знаю… Что-нибудь пугающее
- Пугающее… Коротенько тогда, штобы ты шкорее уже шмотался отшудова.
Я не стал обращать внимание на грубость старика, мне и самому не хотелось тут задерживаться. Перспектива застрять тут на неделю мне совсем не нравилась.
- Видел карьеры по пути? - спросил Митрич. Я замотал головой.
- Ну как не видел. Шпал штоли? Озера, зарошшие возле деревни?
- А да. Озера видел.
- Не видел он… Карьеры это, не озера. Так вот…
Я еще пацаном был, то есть очень давно. Карьеры уже тогда заброшенные были. Там раньше кирпичный завод был. Китайцы шабашили. Кирпичи делали и накопали карьеров, глину добывали. Потом то ли вода пришла и они уехали, то ли они уехали сперва, а потом вода поднялась. Не знаю. Карьеры испокон стоят залитые и заросшие.
Так вот жили у нас два брата, дружки мои. Там, на другом конце деревни. Сашка и Мишка. Сашка постарше, а Мишка - шкет совсем.
Однажды Сашка пропал… К вечеру хватились - нету его. Нас собрали, расспрашивали - никто не видел ничего, даже Мишка, брат его. Ночь искали. Утром и милиция приехала. Нас снова всех собрали. Ничего. Лес прочесали вокруг. Неделю наверное шумели, ни следа не нашли… Потом стихать все начало. Лето. Сенокос. Всем работать надо. Родители, понятно, не успокоились.
Мишка редко стал выходить из дома. То мать не отпускала да и сам он не очень-то хотел. Потом слухи пошли, что Мишка того… немного. Ночью встает, по дому ходит и кричит, и будто бы воду расплескивает по полу, но не признается. Молчит только и отнекивается, что не он.
Как-то раз ни с того ни сего отец Сашки и Мишки мужиков собрал, надо, говорит, на карьеры ехать еще раз обыскать все. Дескать, Мишка опять ночью вскочил и кричит - Сашка на карьерах, Сашка на карьерах. Мать, понятно, в истерике, чуть ночью не побежала сама. Еле уговорили утра дождаться.
Карьеры обыскивали уже, но собрались, поехали. Вообще на эти карьеры не ходит никто. Вода там из ключей подъемных. Холодная. Глина везде - хуже чем болото. Да и далеко они. Речка ближе.
Приехали, осмотрели всё вокруг. Ничего нет. Вернулись и Мишку расспрашивать. Почему он сказал про карьеры? Сашка ему говорил, что будет там или видел он когда тот уходил? Мишка только ревет и головой машет. Не видел… Не говорил…
Ну оставили в покое. Мужики разбрелись по делам. Полдня прошло, работать надо. А вечером снова напасть - Мишка пропал. После расспросов в избе был, в комнате своей. Решили не трогать его, чтобы успокоился. Вечером спать уже пора было ложиться, зашли, а нет его.
Снова всех всполошили. У матери опять истерика, темно уже. Она все рвется искать сама. Насилу успокоили. Таблеток дали, уложили в доме. Мужики во дворе собираются искать, хоть и ночь почти.
Тут из дома - крик. Да екарныбабай Что опять? Забежали. А там посреди комнаты мать Сашки и Мишки сидит. Мокрая вся и вокруг вода по всему полу. Она кричит, по воде руками бьет, плачет. Мужиков увидела, кричит им - езжайте на карьер, сейчас, там дети.
Бабы остались успокаивать, мужики тут же поехали. Ночи у нас темные. Шарят по кустам, по берегам фонарями. Там скользко. Глина, трава. Того и гляди сам навернешься.
И тут увидели - на берегу возле куста одежда сложена аккуратно, а к дереву веревка привязана и в воду закинута. Подергали - крепко сидит. Начали тянуть, а на другом конце Мишка. Веревка к его ноге привязана. Он окоченевший уже и обеими руками Сашку держит. Тот уже давно в воде, отекший, только по одежде узнали. Мишка разделся когда в воду полез, а Сашка в одежде был.
Как Сашка в карьер попал еще и в одежде? Зачем вообще туда пришёл? Как Мишка узнал, в каком карьере искать, да еще в каком конкретном месте?.. Непонятно.
В деревню решили до утра не привозить. Мало ли милиция что-то будет искать, да и матери, как сказать не знали. Отца еле успокоили там, а что с матерью-то будет…
Но она как будто бы узнала. Бабы, что с ней сидели, говорят в какой-то момент замолчала. Не кричит, не плачет. Не разговаривает. Сидит, раскачивается взад-вперед и смотрит в одну точку.
Позже уже рассказывали, что она все-таки рассказала кому-то, что увидела в избе, когда закричала...
От таблеток она заснула и слышит, как сквозь сон будто зовёт её кто. Глаза открыла. Темно. С трудом разглядела посреди комнаты, оба сына её стоят, за руки держатся. Она понять не может, сон это или мерещится ей, все плывет в глазах, дети как будто мутные. Она рот руками зажала, чтобы не закричать, и слышит, как будто в ушах у неё зашумело и голос еле различимый. Мишкин голос: “Мама, мы теперь оба в карьере…” Тут она не выдержала. Бросилась к ним. Хотел схватить, обнять, прижать… Но руки насквозь прошли, через что-то холодное и их тела тут же заколыхались и растеклись на неё и по полу водой… Тут она и закричала. Этот крик и услышали во дворе.
В деревне потом я уже и не видел их… Говорят мать с ума сошла и утопилась, а после и отец, не выдержал…
Митрич замолчал. Всё это время я слушал молча. Мне стало как-то очень тоскливо и тяжело. Да и на улице потемнело, задул противный холодный ветер. Небо затягивали тучи.
- Жуткая история, - сказал я.
- Какая ешть, - прошамкал Митрич. - Ты бы шел уже.
- Да, да. Спасибо. Слушайте, а я, может, еще приеду после? Вы не против? С оператором.
- Потом видно будет. Тебя как звать?
- Игорь.
- Ты вот што, Игорь. Езжай пока, а пошля, бог дашт, приедешь - поговорим.
- Хорошо. Спасибо. Я тогда пойду.
Я поднялся и пошел к забору. Митрич шаркал за мной. Выйдя за ворота, я еще раз кивнул ему и пошел к дому Федора.
- А ты у какого Феди оштановилшя-то? - окликнул меня старик.
- Да вон там, через несколько домов, - указал я.
Старик приложил руку ко лбу, всматриваясь куда я указывал. Затем проворчал что-то под нос и ушел. Калитка звякнула, захлопнувшиеся за ним.
Федра все еще не было. Тучи продолжали скапливаться. Уже вечер скоро. Что же там с машиной? В крайнем случае, Федор обещал отвезти сам. Я же заплачу, если что, и побольше.
Захотелось есть. Думаю, не обидится хозяин, если я тут что-нибудь тут найду перекусить. В холодильнике была кастрюля с вареной картошкой и колбаса, хлеб я нашел в шкафчике над плитой. Поставил чайник, разогрел картошку на сковороде, сделал бутерброды. Просто, но довольно сытно.
Убрав посуду со стола, я достал ноутбук и дополнил свои заметки. Скинул на него видео с телефона, на всякий случай пусть будет копия.
Тем временем ветер за окном завывал все сильнее. Темнело. Становилось не по себе. Где искать Федора я не знал, связи нет. Неужели все-таки застряну тут?
Я вышел на крыльцо. Не знаю зачем. Видимо, от волнения. Посмотрел на улицу через забор. По-прежнему пусто. Деревня как будто вымерла. Оглядел двор. Несколько построек, сарай, баня, огород.
Дверь сарая хлопала на ветру, звякая петлями. Прикрыть что ли? Я спустился с крыльца и подошел к сараю. Внутри было темно, пахло навозом. Дверь никак не хотела закрываться, я огляделся вокруг, ища какой-нибудь камень или палку, чтобы подпереть её. Опустив глаза я увидел, что из-под двери растекается какая-то темная густая жидкость. Кровь?
Тревога охватила меня. Оставить? Уйти? Но куда? В дом? Буду еще больше переживать, не понимая, не зная, что тут во дворе.
Медленно я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Несколько небольших окошек были под самым потолком, но они были очень малы, да и на улице уже стемнело, что-то разглядеть было сложно. Я сделал шаг внутрь, затем еще и нога ударилась о что-то твердое. Осторожно присев я напрягал глаза стараясь разглядеть, что это одновременно нашаривая рукой. Рука вляпалась во что-то липкое, покрытое жесткой шерстью. Глаза уже почти привыкли, и я увидел, что это коровья голова. Отрезанная или оторванная, в крови, с высунутым языком. От неожиданности мне стало трудно дышать, я одернул руку, вскочил на ноги, отпнув страшную находку, и попятился к выходу. Резко повернувшись, я бросился к выходу и почти столкнулся с возникшим в проеме Митричем. На изувеченной половине его лица плясали тени раскачивающихся на ветру деревьев от чего он выглядел еще более жутко.
Я остановился перед ним с выпученными глазами, все еще хватая ртом воздух, пытаясь отдышаться. Вообще не понимая, что тут происходит. И тут старик схватил меня за одежду, сильно дернул вперед и вытащил на улицу…
Продолжение следует.
После того как я нашла мужа в ванной с вскрытыми венами, я вернулась обратно в больницу к ребенку. Рассказала обо всем врачу педиатру которая нас вела, она сказала фразу а ты не думала что тебя Бог уберег, ведь муж твой мог и тебя и ребенка убить, а так умер только сам.
В те сутки я ничего не ела, от еды поднималась тошнота, почему то я не могла плакать, там возле тела мужа я рыдала, слезы лились бесконечным фонтаном, а приехав в больницу как отрезало, ни слезинки. Я сосредоточилась на своей новорожденной дочери, и заботе о ней. В голове крутились мысли за что он так со мной? Почему он это сделал? Почему нельзя было просто развестись?
Наступил вечер, в феврале в нашем регионе солнце садится очень рано и уже в 16:00 становится темно. Так вот с наступлением темноты я почувствовала ее. Смерть, это уже не первый раз когда я чувствую ее присутствие, так бывало и до этого, я ведь медсестра и видела много смертей, да и на моих руках умерла бабушка, в прошлый раз было так же. Наступила темнота и я почувствовала ее.
Смерть нельзя увидеть, но можно почувствовать, это что то потустороннее, неописуемое, и страшное. Это чистый страх, без всяких примесей.
Я позвонила сестре по видео звонку, она чувствовала то же самое.
А позже мне стало казаться что у меня вибрирует телефон, словно мне кто то звонит, так было и в прошлые разы. Когда умерла бабушка, мне казалось что звонит домашний телефон, всю ночь, и теперь вот мне казалось что звонит мой телефон. Только ответить нельзя. После смерти мужа у меня пропало молоко, и мне пришлось кормить свою доченьку смесью, каждые три часа.
Я оставляла телефон с сестрой рядом с дочерью, а сама шла за водой для разведения смеси, и все это время чувствовала страх.
Не знаю как у других, но я знала что утром это пройдет, так уже было и я понимала что просто нужно дождаться рассвета и чувство страха пройдет, а надоедливый телефон перестанет звонить.