Истории из жизни

Честно говоря, даже не знаю как охарактеризовать свою историю связанную с ремонтом техники. Вроде и развести пытались, но закончилось всё лучше чем можно было вообще рассчитывать.
Довольно долго в шкафу пылился практически новый парогенератор от Philips, не так давно возникла необходимость его использовать и обнаружилось, что нагрев работает, а пар не идёт, даже характерного звука работы насоса нет. Через пару дней заметила, что в ближайшем хозяйственном открылсась мастерская по ремонту техники, причём помещение у них буквально забито бытовыми приборами, что как бы несколько повысило градус доверия; отзывы в интернете противоречивые, но без откровенных обвинений в мошенничестве, плюс подкупила бесплатная диагностика.
Принесла я к ним свой утюг и через три дня получила сообщение

Объем ремонта и цена меня смутили, так как аппарат реально очень мало был в эксплуатации - буквально менее дюжины раз и тратить деньги на такой ненадёжный прибор не хотелось, потому я решила пока просто пользоваться утюгом без функции пара. Прибор мне вернули и денег за диагностику действительно не попросили

Каково же было моё удивление когда я включила утюг и услышала звук работы насоса подачи пара. Залила воду и убедилась, что парогенератор полностью в рабочем состоянии!
С одной стороны очевидно, что объём ремонта крайне преувеличен, с другой - зачем было возвращать полностью работоспособный прибор без какой-либо оплаты? Наверняка достаточно было контакт какой-нибудь отсоединить, чтоб парогенератор так и остался в нерабочем состоянии.
До сих пор не понимаю как относится к этой ситуации - вроде и обмануть хотели, но с другой стороны устройство-то работает и денег не взяли.

Иду вчера с работы и встречаю знакомого водителя. Он, протягивая руку, говорит, здорОво бракоделы. Меня это зацепило, потому что брак я принципиально не выпускаю на линию.

Начинаю выяснять, оказывается вагон 7753 заявку отписали, но заявка не выполнена, с его слов. Начинаем вникать в проблему.

Заявка написана так: " От 2ой кабины по ходу движения первая правая дверь заедает при закрывании"

При осмотре было обнаружено, что от 1 кабины первая правая дверь заедает при открывании. исправлено.

Я подумал, что водитель тупой и перепутал кабины и двери. Я ошибался.

Оказалось, что водитель, написавший заявку, не владеет (долбо*б) языком (в прошлый раз, когда я назвал в комментах долбо*ба долбо*бом, меня забанили)

Для справки: на этих вагонах есть нумерация дверей. Их 10. Справа 5 и слева 5. Считая от 1 кабины до конца по часовой стрелке. Кто обучает молодых водителей, камень в их огород. Вроткомпот их маму обнимал.

Так вот водитель не смог заявку на ремонт составить корректно.

Он имел ввиду 5ю дверь! То есть, если жопой стать ко второй кабине, то это первая правая дверь. (долбо8б)

1 сентября 1998 года выпал снег. Только вчера мы с бригадой и приключениями поднялись на хребет Кваркуш, чтобы провести на нём запланированные электроразведочные работы.

Переночевали в старой охотничьей избушке на краю леса и горной тундры, а с утра выпал снег. Он летел крупными липкими хлопьями, намекая на то, что очередной полевой сезон подходит к концу. Пришлось возвращаться в лагерь с надеждой на то, что снег надолго не задержится.

Снег не сошёл ни через день, ни через три, а всё больше заваливал окрестные леса и горы. Рабочие, наслушавшись по радио про творящийся в стране после дефолта бардак, собрались домой, начальство их особо не удерживало, поскольку и с продуктами, и с деньгами дела обстояли совсем невесело. Так что через неделю в лагере остался практически только «офицерский» состав да пара рабочих. Не очень-то много, но доделать работу всё равно нужно. И вот в один из этих морозных осенних дней я со своим рабочим Юрой Новиковым отправился на хребет Золотой Камень, чтобы провести контрольные магниторазведочные работы.

Магниторазведка – это старейший геофизический метод поисков полезных ископаемых. Ещё в 18 веке было замечено, что в некоторых местах стрелка компаса начинает «сходить с ума» - показывает неверное направление на север, а то и вовсе начинает кружить без остановки. Оказалось, всё очень просто – горные породы, богатые железом, имеют свою собственную намагниченность и поэтому влияют на стрелку компаса. А раз так, то можно смело использовать компас для поисков железа! Правда оказалось, что компас – не очень надёжный инструмент. Пришлось учёным придумывать более точную аппаратуру, ну а с появлением хороших магнитометров магниторазведку стали использовать не только для поиска руды, но и для геологического картирования, поскольку породы могут довольно сильно отличатся по своим магнитным свойствам. А контрольные измерения делаются всего лишь для того, чтобы оценить качество проведённых работ, а то бывали, знаете-ли, прецеденты с аномалиями из-за ножа, подвешенного на пояс не особо умного оператора. Правда, делать это особо никто не любит, поэтому очень часто контроль оставляют на самый конец сезона, когда основные работы уже сделаны.

Снег на профиле к нашей с Юрой радости, покрылся коркой крепчайшего наста. Идти по нему было сущим удовольствием: все коряги и завалы из поваленных деревьев, которыми богат восточный склон Золотого Камня, укрылись глубоким слоем снега, а ледяная корка наста позволила идти по нему, как по асфальту.

Я чуть не бегом бежал от пикета к пикету, а Юра, тащивший на себе рюкзак с перекусом, шёл чуть впереди и лениво обрубал топором мешавшие ветви деревьев. Красота, так бы всю жизнь работал!

К сожалению, всё вкусное когда-нибудь да заканчивается. Закончилась и наша комфортная прогулка: не успели мы подняться на вершину Золотого камня, как зарядил очень мелкий и очень ледяной дождь, который очень быстро «съел» наст со снега. А перед нами расстилалось Акчимское болото, через которое мы и летом-то ходили с опаской.

Очень это болото интересное: расположено оно на самой вершине хребта Золотой камень и окружает одну из главных вершин хребта, гору Золотой Камень, непролазными топями. Из него вытекают три реки: Акчим, Большая Золотанка и Средняя Золотиха, а само оно исследовано практически только с воздуха. Пройдя по болоту с полкилометра, я решил возвращаться, поскольку замёрзнуть оно не успело и на каждый наш шаг отзывалось раскачиванием так, как будто мы шли не по земле, а по огромному батуту, который к тому же грозил порваться в любой момент. Поскольку моржевание в наши планы не входило, то мы повернули назад по своим, уже залитым водой, следам.

Вернувшись в лес, мы с Юрой решили для начала отдохнуть, попить чаю и обсушиться, просто потому что к этому моменту успели промокнуть, замерзнуть и устать: всё же шесть километров в гору – это довольно много. И вот тут нас ждал небольшой сюрприз. Несмотря на наличие трёх упакованных в полиэтилен коробков спичек, сухой растопки в виде бересты и, как казалось, нехилого полевого опыты, разжигание костра в данных условиях оказалось нетривиальной задачей. Местная флора, в виде кривых ёлок, обросших моховыми бородами, впитавшими в себя всю воду этого мира разом, совершенно не хотела гореть. Совсем. Перед мокрым мхом был бессилен весь мой двенадцатилетний опыт работы в полях, а Юрин опыт, состоявший из одного полевого сезона и трёх лет исправительных работ, здесь явно не годился. Истратив два коробка спичек и всю сухую бересту, я плюнул и сказал:

- Пойдём домой, Юра, там чай и попьём.

И мы отправились домой.

Это был, наверное, один из самых тяжёлых моих походов. Напитавшиеся водой телогрейки (в то время стандартная верхняя одежда полевиков до того, как появились куртки на синтепоне) стали просто невероятно тяжёлыми. Ледяной дождь, окатывавший нас каждый раз, когда мы касались любой ветки или дерева, морозил руки и мерзко хлюпал в сапогах. Наст, размягчившийся от дождя, перестал держать, поэтому каждый наш шаг выглядел примерно так: встал – провалился – вылез из снега – встал – провалился – вылез из снега. И так все оставшиеся пять километров по лесу. Мы пытались идти и даже ползти на четвереньках. На четвереньках снег нас удерживал лучше, но сколько можно так пройти: сто метров, двести? Потом колени начинают болеть, а руки мёрзнуть от снега. Снова приходится вставать и снова идти в ритме: провалился – выбрался – провалился.

Через пару километров Юра пошёл «винтом»: ноги у него начали заплетаться, он стал оступаться и падать. Я забрал рюкзак с топором и магнитометром, который он тащил на себе, чтобы хоть как-то его облегчить. Не знаю, помогло это ему или нет, но теперь идти тяжелее стало уже мне – лишние пять или шесть килограммов груза за спиной бодрости отнюдь не добавляют. При этом приходилось держаться бодро и даже шутить, ибо ничто так не удручает рабочих, как начальник в депрессии. А ещё через сто лет мы всё же вышли на лесовозную дорогу, ведущую к лагерю, до которого оставалось всего-то пару километров. Юра сел на лесину, лежащую на обочине, и сказал:

- Всё, Иваныч, ты как хочешь, а я здесь останусь!

Я уселся рядом, поскольку устал не меньше, да и бросать рабочего мне бы никогда в голову не пришло. Усталые ноги гудели так, что казалось, будто они состоят из натянутых гитарных струн, так что отдых оказался весьма кстати.

Посидев с полчаса на бревне, мы всё же сумели встать и отправились в лагерь пить чай и есть сечку с тушёнкой, которая в тот момент показалась мне вкуснейшей кашей в мире. И даже Кай Метов, орущий из кассетного магнитофона водителя звучал вполне мило и даже душевно.

А этот дождь всё-таки сумел растопить наваливший в сентябре снег, и на работу ходить стало совсем невозможно – реки вспучились от воды так, что переходить их стало опасно для жизни, а сам лес превратился в одно огромное болото. Так что отработать профиль мы успели очень даже вовремя.